Отважные воины не умирают, они уходят на небо и становятся звездами...
Так хочется верить в это сейчас.
Холодное небо равнодушно смотрит на меня,
а дождь бьет по щекам тысячью тонких игл.
Звезды, звезды...Если бы вы знали, каково мне сейчас!
Поднимаю голову – тяжело даже дышать,
но сил на последний вой еще хватает,
может, они услышат и помогут?
Но нет, им не до меня, да и я скоро буду там,
подмигивать обреченным.
Жалко саму себя – так глупо попавшуюся в капкан
и лежащую бесформенной массой на пропитанном кровью земле.
Скорее бы уже конец, тогда уж можно будет сказать:
«Пала смертью отважных...»
Хотя, что за бред в моей голове? Кто это скажет,
уж не холодный октябрьский ветер ли?
Все чувства обострились, и расцарапанный железом нос улавливает запах родных мест.
Так пахнет лишь в нашем лесу, где только вчера носилась я со своей стаей.
Пускай старый Вождь меня ненавидит, но там я была сильной, там я молодая, там я жила...
Как страшно думать о себе в прошедшем времени, но больше ничего не остается.
Старуха-мать, у которой я была последним щеночком, всегда говорила:
«Эй, ты, Осень, тебя учу я только один год, дальше жизнь научит.
Будь отважной волчицей, но хвост держи по ветру, будь хитра,
но на лис не походи, будь сильной, но полагайся на других,
а мудрость береги до последнего, ситуацию оценивай трезво,
да смотри – дом из сахарных костей не возводи».
Как же она была права! Мама, мамочка, вспоминаю о тебе,
и из груди вырывается стон.
И пусть еще целая жизнь мучений отмерена мне,
никакая боль не заглушит ненависти к тем, кто так жестоко терзает меня.
Но я же волчица – великий зверь, значит надо бороться.
Встаю. Капкан раскромсал мою переднюю лапу,
и чувствую я железные клещи вокруг изломанной кости.
Теперь, только теперь понимаю я, каково было той лани,
в которую я вонзала свои зубы еще неделю назад.
Она была жива и смотрела на меня огромными глазами,
а я с наслаждением чумового дробила клыками тонкие кости ног.
Потом вожак добил ее, а меня искусали всей стаей за то,
что я – такая сильная и молодая набросилась на добычу первой,
как юный волчонок, не знающий порядков стаи.
Рана от зубов Чернявы до сих пор не заросла.
У, паршивец – мы же вместе еще волчатами из стаи убегали,
и нас искали по окрестным оврагам обеспокоенные матери!
Вот, это называется зависть. Конечно, обидно ему,
что меня вожак ненавидит только потому, что боится,
а его потому, что презирает.
Вновь склоняю морду к капкану. Грызу его,
пытаясь хоть челюстями ослабить хватку.
Невольно слизываю свою же кровь,
которая теперь пахнет человеком. Омерзительно до того,
что тошнит, как от тухлого мяса лягушки.
Зубы не слушаются меня в этой последней попытке обрести свободу.
Они беспрестанно соскальзывают, и я слышу,
ощущаю во рту противный ватно-мягкий хруст.
Нет, так ничего не получится.
Из-за тучи выглядывает луна и освещает верхушки елей, окружающих меня.
Снег мягко серебрится – идеальная ночь для охоты, все следы видно.
А я ведь не ела уже четыре дня!
Нет, не это сейчас главное. Свобода, ее пьянящее чувство недоступно для меня.
Как жалка я, я –Осень, волчица, так наивно купившаяся на свежую куриную голову.
Та валяется в полуметре от меня, и вызывает лишь еще большее отвращение.
От моих бесплодных попыток освободиться никакого толку –
лишь снег все более и более окрашивается в багровый цвет,
услужливо впитывая кровь, стекающую с растревоженной ноги.
Идея приходит как-то неожиданно, и вот я уже своими же клыками рву свою же плоть.
Свобода, свобода ждет меня. Пускай останусь калекой, но товар дороже цены.
Как противно! Чувство омерзения накатывает штормовой волной и перекрывает даже боль, которая пульсирующими потоками стремится в самое мое сердце каждый раз,
когда удается перервать сухожилие.
Я отупела, я ничего не вижу – только темный от крови снег и разодранную лапу.
Как часто я перегрызала кости зайцев, не подозревая,
как будет сложно сделать это в решающий момент.
И вот я вижу, что нижняя часть моей правой осталась в капкане.
Верхняя же висит уродливыми лоскутьями. Что это значит?
Боль не утихает. Она просто чудовищна и давит, давит на меня, как медведь.
А ведь это свобода! Пошатываясь и скуля, я делаю рывок.
Задние лапы дали хороший толчок и весь мой корпус подался вперед.
В каком-то безумии удается пройти еще пару шагов. Меня ничто не держит!
Я свободна! Я свой господин! Что-то хлюпает внутри.
И... разрывается сердце от счастья, от невообразимого счастья быть свободной.
Не знала, что радость может принести столько мучений.
Меня будто распяли между тремя бегущими в разных направлениях лосями.
И тут же боль прошла. Прошла совсем. Недоуменно смотрю на изорванную лапу –
Нет, не болит. Могу лететь, теперь могу лететь, небо примет меня.
Нет, не хватит сил... Падаю, и мир черным саваном накрывает меня.
И только вкус крови со снегом на зубах моих.
Волки не становятся звездами, они умирают, оставляя после себя лишь прах.
У красивой сказки нет продолжения.
Утром бегущая в вечной гонке за добычей стая увидела на небольшой полянке
лежащую в пяти метрах от капкана Осень.
Снег был обагрен кровью, уже впитавшейся почти полностью,
но оставившей на нем беспорядочные кляксы.
Волчица была свободна в последние секунды жизни.
«Она пала смертью храбрых!», - сказал вожак, - «Так почтим же её!».
Стая беспорядочно завыла, но уже через секунду понеслась дальше,
забыв про некогда живую волчицу - Осень...
© Copyright: Ольга Октябрина, 2006
